Я больше не слышу гитару / J'entends plus la guitare (Филипп Гаррель / Philippe Garrel) [1991, Франция, драма, артхаус, SATRip] Original + Sub

ВЕК ЧЕЛОВЕКА
Я больше не слышу гитару Филиппа Гарреля
Возможно, мы уже больше не знаем, что значит говорить в кинематографе от первого лица единственного числа. Очевидная красота такого фильма, как Я больше не слышу гитару, вероятно, заключается в этом одном слове: интимность. Эти страницы, вырванные из слишком личного дневника, повергают нас в беспокойство.
Все происходит так, как будто интимные отношения режиссера с его повествованием, хрупко, но настоятельно совпадают с отношением зрителя к этому повествованию. Как объяснить это тонкое состояние сродства? Мы этого не знаем и не хотим знать. Так же как Гаррель, по-видимому, систематически и сейсмографически записывает состояния души, мы, говоря об этом фильме, должны не столько заниматься критикой, сколько методически (ученически) отмечать ощущения и мысли, сколь угодно тайные и отрывочные, возникающие во время просмотра. Необходимо пересобрать фильм в свете этой сокровенной вибрации, подобно тому, как Гаррель собирает и набрасывает на пленке свой собственный опыт. Ибо, конечно же, речь снова пойдет об автобиографии.
Но больше чем совпадение с его собственной жизнью, больше чем иллюзорная точность ее воссоздания, нас захватывает эта близость к бытию, открытость самой плоти эмоций. Это можно было бы назвать Концентрацией, если это название уже не увенчало другой фильм Гарреля. Столь настойчиво ощущение пребывания где-то совсем рядом..
Поскольку, если в Я больше не слышу гитару все снято приближенными планами, то не ради кокетства, но просто потому что больше нечего видеть, кроме этих лиц и глуховатых слов. Поскольку речь идет именно о существовании и о чувствах.
Я больше не слышу гитару рождается из зияния между полами. Гаррель по-своему наследует этот радикальный разрыв между мужчиной и женщиной, который пережил современный кинематограф. В отличие от старшего поколения, он работает не в области сущностей, а в сфере конкретного. Что делает его нам ближе, трогательнее тех, кто любит заигрывать с точкой зрения богов. В Я больше не слышу гитару нет онтологической разделенности мужчины и женщины, есть скорее разделенность почти прозаическая - в силу возраста, вещей, проходящего времени. Однако, в центре фильма попытка героического слияния двух существ, Жерара (Бенуа Режан) и Марианны (Иоанна Тер Стиге). Идеал нужды, бедности, отменяющий мир, абстрагирующийся от него. Нагота отношений, соотносящихся только с самими собой, одновременно свершающихся и завершающихся в наркотиках и посредством наркотиков. Закрытый горизонт, тупик, из которого можно всплыть на поверхность только под угрозой окончательной гибели. Чего стоит восхитительный момент на грани обезоруживающего экзистенциального комизма, когда Жерар, обессилено лежащий в сиротской позе в ванне, возобновляет контакт с жизнью, съедая тарелку картошки, чтобы затем восстановиться через любовь другой женщины (Брижитт Си).
Я больше не слышу гитару - это постоянное движение приливов и отливов между верностью и предательством. Верностью времени, идеалу, женщине, но в конечном счете не отделимой от предательства тех же самых существ, тех же самых ценностей. Неверность, присущая мужчине, в любом случае такому персонажу, как Жерар, - процесс деградации, который невозможно затормозить. Но этот теоретический, отчасти чужеродный дискурс, не заполняет фильм. Дискурс возникает в пустоте, ибо Гаррель прежде всего смотрит на слова, жесты, модуляции, движения, интенсивности.
Отсюда его вечная связь с настоящим, которая, впрочем, может оказаться весьма проблематичной. Бесспорно, в Я больше не слышу гитару есть движение сюжета, то есть пересечение временного отрезка. Однако здесь даны только мгновения одинаковой интенсивности, одни драматические, другие нет. Моменты жизни, неизбежно фрагментированные, наделенные самостоятельностью и потому действующие друг на друга. Странное ощущение протекания времени, которое одновременно и проходит, и не проходит. Точно также как тесное пространство кадра у Гарреля исключает закадровое пространство, его кадрирование времени препятствует эллипсам. Между сценами нет пустоты, которую нужно заполнить, или отсутствия, которое следует истолковать. Ничего не происходит между предложенными нашему взгляду мгновениями. Остается только присутствие, мощь явления существ, одним словом, различие.
Однако Я больше не слышу гитару – это рассказ в форме дневника. Мы имеем в виду рассказ как противоположность роману и новелле. Никаких больших временных движений, либо методического выяснения того, что произошло, но скорее хрупкое собрание фактов и жестов, без морали или телеологии, сложившееся в памяти одного человека, пережившего то. о чем он рассказывает. Это память отбирает и выводит на поверхность экрана мгновения, одновременно сверкающие и рядовые, обычные. Для того, чтобы снять фильм Гаррелю, больше ничего не нужно. Даже не нужно больше предъявлять провалы, дыры существования. Нет, сборка осуществляется сама собой по временной линии, напоминающей движение свободных ассоциаций, но с соблюдением необратимости времени. Речь идет не о том, чтобы сложить паззл смысла из кусочков, а о том, чтобы просто свидетельствовать о пережитом. «Просто» - это слишком сильно сказано, потому что подобная очевидность, которую легко принять за легкомыслие, отсутствие глубины, тем не менее крайне таинственна. Поскольку Гаррель, опять же в отличие от своих старших товарищей (Годара, Риветта, например), даже не нуждается в том, чтобы создавать какие-то протоколы опыта, занимать теоретические позиции. Он сразу оказывается в самой сердцевине кинематографа, в той его центральной части, где горячо и где возникает желание. Его следует поместить скорее где-то возле Бергмана или Эсташа, конечно (Я больше не слушу гитару, в некотором смысле, современный эквивалент Мамочки и шлюхи). Он из тех художников, которые сразу и непосредственно оказываются в полном сродстве с индивидуумом. И пришло время громко заявить о том, что сейчас Гаррель для нас не менее важен, чем режиссеры предыдущего поколения.
Помимо всего вышесказанного, есть ли что-то новое в Я больше не слышу гитару? Безусловно. Это способность с почти клинической объективностью, без украшательств, без позы, описывать человеческое поведение. Сценарий Спасательных поцелуев придавал фильму характер притчи о кино, что, возможно, мешало Гаррелю заниматься научным наблюдением за сыгранным им персонажем. Двусмысленность: когда Гаррель был самим собой (например, в сцене со своим отцом), это был фильм небывалой силы, но когда он представлял героя-режиссера, фильм терял в интенсивности. Здесь больше нет этой проблемы. Остается только уникальное сочетание актеров и персонажей, и, главное, сочетание чрезвычайного приближения и дистанции, необходимой для вымысла, для рассказа. Наблюдение это тем более пристальное, так как персонаж по имени Жерар - это одновременно и Гаррель и не Гаррель. Мало где еще, кроме как в Я больше не слышу гитару, мы видели крупным планом, через микроскоп-телескоп, человека – мужчину? – одновременно вялого и бабника, героического и смехотворного, сильного и предельно слабого, «обычного и необыкновенного», в котором смешиваются поражение и удача, катастрофа и счастье. Я особенно люблю забавные сцены с Жераром и его другом-художником (поразительный Янн Колетт) – вспоминается Воспитание чувств – в которых они комментируют жизнь, самих себя, бегущее время, женщин, которые приходят и уходят, цинично и эмоционально, сильные своей насмешкой и в то же время с комком в горле. Здесь нет никакого самолюбования, иногда есть жестокость (как например, в незабываемой финальной сцене между Бенуа Режаном и Брижитт Си), всегда есть эмоция.
В фильме Филиппа Гарреля смерть проявляется в двух формах. Буквально, в смерти Марианны (здесь прямая отсылка к смерти Нико), и в рассеянном, разбавленном виде, в тысячи мелких смертей, которыми умирают наши идеалы под воздействием времени и старения. Может быть, поэтому Я больше не слышу гитару – больше чем фильм. Это moment of being, как говорила Вирджиния Вульф, миг бытия, пронизанный дыханием жизни, так что захватывает дух. Проза существования = непрерывная поэзия.
"Кайе дю синема", 1991