Кошечка (Григорий Константинопольский) [2009, психоделическая комедия, театральное кино, DVDRip]

Усатый Станиславский
— 11.12.09 16:21 —
ТЕКСТ: Ксения Рождественская
В прокат выходит «Кошечка» – театральный кинофильм, снятый за неприличные $80 тысяч, с лучшей драматической актрисой страны – Михаилом Ефремовым.
«Кошечку» надо смотреть, потому что она ни на что не похожа, хотя похожа на все сразу.
Во-первых, это театр. Сначала открывается занавес, потом вы смотрите четыре действия, в конце актеры выходят на поклон, а в процессе представленья всем героем наступает полная вешалка. Каждое действие – монолог одного актера, реквизит минимален. Четыре (на DVD будет пять) монолога – пятая история, правда, скорее анекдот, она длится три минуты, в киноверсию не входит, о чем жалеть не надо: можно посмотреть ее на Youtube.
У театра должен быть чистый Шекспир, холодный Станиславский и горячий Чехов (Михаил).
Все это есть, и слишком.
Григорий Константинопольский, ехидный стилист, от наглых, звенящих понтами «8 1/5 долларов» пришел к не менее наглой простоте «Кошечки». Что до единства места, времени и действия, он снял этот фильм за пять съемочных дней в одной – собственной – квартире. За какие-то неприличные по сегодняшним киномеркам деньги – 80000 долларов.
Во-вторых, это литература. Великая и русская. Пять рассказов, написанных все тем же Константинопольским. Первая новелла – «Бешеная балерина». Сорокапятилетняя бывшая балерина рассказывает о своей жизни: голодает, побирается по помойкам.
Выгнали из театра – пыталась его сжечь, потому что главной роли так и не дождалась.
Ее кредо – фанатизм и жертвенность, раз в месяц может позволить себе бутылку французского коньяка и мстительную благотворительность.
Вторая новелла – «Брак по расчету». Герой, тридцатилетний бизнесмен, влюбляется в пятидесятилетнюю газпромовскую акционершу и страшно боится, что ее миллиарды за его спиной кокетничают с кем-то другим. В третьей новелле, «Странный сон», герой, годовалый младенец, не умеет ходить и разговаривать, но хотел бы убить свою жирную няньку. Он же, сам того не желая, рассказывает о своем отце больше, чем мы хотели бы знать. Наконец, «Кошечка, или От автора» предъявляет автора всего этого безобразия, писателя, которому кошечка надиктовывает сюжеты, а мамочка мешает жить.
Четыре человека в состоянии аффекта, четыре истории, идущие вразрез с модной «новой искренностью» (или что там сейчас, новая наивность?).
Такие тексты были бы «на ура» в 90-е: в них есть сдвиг, смещение, ожиданная неожиданность, они не претендуют на то, чтобы стать социальным высказыванием или предельно частным случаем (который тоже легко воспринять как социальное высказывание). Они выдумка, кошечка, миф. Они ничем не притворяются, это наглая и прекрасная стилизация времен живого постмодернизма. Чехов (Антон), Достоевский, Гоголь – вот они, никуда не делись, сидят в шкафу, хотят научиться ходить, ищут пожрать в мусорных баках.
В-третьих, это кино. У каждой новеллы свой оператор, каждый оператор – находка. Заляпанное зеркало, сквозь которое на зрителя смотрит Бешеная Балерина, совершенно не выглядит зеркалом, а просто такая вот заляпанная, вывернутая у нее жизнь. Грубые компьютерные эффекты разглаживают Сухорукова до вопиющего младенчества. На плакате кошачья лапа пробует себя в роли крестного отца.
Актерам в последнее время не дарили таких ролей.
Бешеную Балерину играет Михаил Ефремов – без «женского» грима, без накладной груди, не задумываясь о женских интонациях. Балетная пачка, синие тени, помада, бутылка коньяка, фанатизм – что еще нужно женщине? И раньше было известно, что Ефремов – лучший актер своего поколения.
Выяснилось, что он еще и лучшая драматическая актриса.
Но и стриженовский богатый Буратинка, и Сухоруков-младенец с ножом, и Евгений Стычкин, дрожащий интеллигент-писатель, – все так или иначе на своем месте. Разве что Сухоруков слишком явно читает телетекст, глаза бегают. Но Константинопольский утверждает, что актер просто «слишком нервничал».
Тут можно было бы порассуждать еще о сотне вещей: о таланте – все герои так или иначе пытаются определить, что это такое, – о черном юморе, авторском произволе, французском коньяке, остроте топора, непривычки публике к простоте – но что я вас буду уговаривать? Ступайте, ступайте в кино, живите и умрите в нем, если можете.
Станиславский довольно мурлычет.