ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ (Рассказы, не противоречащие Закону об охране авторских прав) [Олег Булдаков, 96-128 kbps]

Антон Фадеев. "ПОТОК"
Пролог. «Конец близок».
Я волок ее беспомощное, но еще живое тело внутри огромной, около полутора метров в диаметре, водосточной трубы, платье цеплялось за грязные сломанные ветки, которые неизбежно несет после каждого ливня поток мутной, холодной воды. Она была достаточно хрупкой молодой девушкой небольшого роста, но я начинал уставать. Я понимал, что останавливаться нельзя и, стиснув зубы, продолжал тащить ее на свою свадьбу.
А начиналось все так.
Глава 1. «Пробуждение».
Я родился в 1980 году, рос спокойным, но хмурым ребенком, типичные детские игры меня не забавляли. Мне было приятнее раздавить ботинком скользкую лягушку, оторвать лапы жуку, чем выпрашивать сладости или кататься на карусели. Родители этого не замечали, а сам я, в силу своей скрытности, предпочитал не афишировать свои маленькие увлечения. Я видел то, что другим было не заметно, узревал неестественное в каждой мелочи, цеплялся взглядом за каждое уродство. Но наибольшим потрясением для меня была нагая, до беспамятства пьяная женщина.
Мне было 14. Она лежала, скорее, валялась, на веранде уже пустого детского сада, где я имел обыкновение проводить время после уроков, лежала, широко раздвинув ноги, обнажив густые жесткие волосы своей промежности. Я видел такое в первый раз, видел незнакомую женщину, и она почти была моей. Я смотрел и смотрел, возбуждаясь на ее беспомощность. Никто не мог помешать мне подойти к ней, притронуться к обнаженному телу, гладить его, гладить, своей почти детской и неуверенной рукой, сжимать обвисшие на бока груди... Но я убежал. Тогда я не мог, просто не мог. Не знаю, почему.
Это потрясло меня, и иногда я, вспоминая тот день, жалею, что не поступил иначе. Тем не менее, случай мне представился позже.
Глава 2. «Конец равновесия».
1997 год. Университет. Учился я плохо, мозг, постоянно находившийся в плену немногочисленных темных мыслей, почти не работал. Одногрупники относились ко мне с недоверием, но не с ненавистью - просто считали чуть странноватым. Я никогда не ходил на их праздники, не пил за компанию пиво, почти ни с кем не разговаривал - существовал сам по себе. Но однажды представился случай, пропустить который я не мог. Был праздник - теперь уж не вспомню какой - на котором должна была быть та, при мысли о которой меня бросало в дрожь, и я вспоминал ту обшарпанную веранду, тот день, когда я впервые понял свое великое предназначение.
Глава 3. «Вхождение».
Ребята собирались веселиться. Наша группа была относительно дружной, и, поскольку на пьянку шли почти все, я, молчаливым кивком и к великому всеобщему удивлению, изъявил свое скромное согласие присутствовать с ними. Вечером я медленно брел в институтское общежитие, слюнявя свои извечные мечты и ненавидя всех и вся за их блестящее благополучие. Предъявив седой вахтерше студенческий билет, я пешком поднялся на седьмой этаж и остановился отдохнуть. Я глубоко, нервно дышал, собирался с мыслями, а из-за стены уже доносились обрывки пошлых анекдотов и пьянеющий смех. Я робко постучал. Мне долго не открывали, но вскоре старая, исписанная дурацкими прозвищами дверь, с визгом отворилась, и в нос ударил сильный запах сигарет, пролитого на пол шампанского и чего-то еще, чего-то приятного... чего-то вседозволенного.
Глава 4. «Черная купель».
Я молчаливо опустился на свободный, стоящий у двери табурет, и начал осторожно оглядывать присутствующих, пытаясь разглядеть то, за чем пришел. Во всем этом пьяном бардаке я выглядел почти монументально. Мне предложили выпить и протянули засаленный стакан дешевого портвейна. Я уверенно взял его, и сделал маленький осторожный глоток. Я не хотел казаться чужим. По крайней мере, тогда не хотел. Я сидел, молча глотал портвейн и смотрел на нее, на госпожу моей темной мечты, на будущую рабыню моей темной сущности. Она, конечно, об этом не знала - она была изрядно пьяна, но при этом прекрасна, воскрешала во мне возбуждение, которого я давно не испытывал. Я начал замечать ее неоднозначные взгляды - она видела мое внимание, я был опрятно одет и почти трезв, она видела тьму за моими глазами, она была не прочь искупаться в черных водах моей ненормальной страсти, а ее опьяненный разум был лишь мне на руку. Я встал с табурета. Момент истины близился.
Глава 5. «Сумерки».
Мой план был очень рискован, но ничего другого не оставалось. Я медленно встал, продолжая смотреть на нее, ожидая встречи наших глаз. Когда она вновь обратила на меня свой блуждающий взгляд, я улыбнулся ей той обворожительной и опасной улыбкой семнадцатилетнего маньяка, на какую был только способен, улыбкой добродушного клоуна, скрывающей оскал зверя. Я открыл дверь и вышел в коридор. Краем глаза я заметил - она нетвердой походкой последовала за мной. Праздник для нее только начинался.
Глава 6. «Прогулка со зверем»
Я быстро спускался по лестнице, даже не оборачивался, знал, что удача летит по пятам. Она нагнала меня в самом низу, рядом с кабинкой вахтерши. Мы пристально смотрели друг в друга, я видел ее чистоту, ее непорочность - она - блеск моей страсти; свои намерения я не скрывал.
Мы вышли на улицу. Это был, наверное, лучший вечер моей жизни. Я крепко обнял ее, пожалуй, крепче, чем нужно; она безвольно висела на моих руках, что-то нежно бормоча, и я предложил ее посетить живописные места моего еще совсем недалекого детства. Сначала мы медленно шли, почти стояли на месте. Но уже минуты спустя я с грубостью тащил ее за собой, я зверел, мы почти бежали, пред моим затуманенным предвкушаемым насилием взглядом все чаще алой вспышкой взрывалось лицо той киндергарденовой шлюхи, разрезавшей своей вульвой личность маленького мальчика.
Она вновь была со мной, наконец-то, после стольких лет разлуки. Я опять увидел ее лицо, и уж теперь я не упущу свой шанс. Один сильный удар рукой по затылку позволил мне решить возникшую проблему неповиновения моей спутницы раз и навсегда.
Глава 7 «Тронный зал».
Это было мое место, мое личное место, мой тронный зал, где я долгие часы и дни сидел, в ожидании своей королевы. Огромная водосточная труба, проходящая сквозь недра моих импровизированных апартаментов, собирала дождевую воду со всего района, усмиряя стихию и направляя ее буйный поток сюда, в мое давно покинутое убежище. Это, было, как я полагал, некое техническое ответвление, подземная комнатушка, украшенная переплетением ржавых труб с окончательно заржавевшими мощными вентилями. Сейчас там стоял стул (я притащил его специально, вместе с большим шахтерским фонарем), валялись куски веревки и другой, принесенный дождем мусор.
Я волок свою пьяную, невменяемую невесту к подземному алтарю.
Глава 8. «Пробуждение».
Я был темной личностью, темной в прямом смысле, меня как никого другого отвращала белизна, светящееся счастье, сияющая чистота.
Меня воротило от белоснежных платьев свежевыданных замуж шлюх, от всех этих белых кружев и рюшечек, свежих цветов и лживых речей. Тем не менее, где-то в глубине я чувствовал, что тоже достоин быть связанным определенными узами с одной из этих грязных дев, разумеется, лишь в силу постоянно не находящей удовлетворения сексуальной потребности. Я хотел свою свадьбу, хотел быть и женихом, и священником, но предполагал осуществить все...в своей манере.
Я усадил ее на стул и крепко связал, сам присел на корточки и начал бить ее по щекам, сильнее и сильнее, пока глаза ее медленно не начали открываться, с болью, наводняющей голову после удара и от слепящего, бьющего в лицо мощного света шахтерского фонаря. Снаружи загрохотало, приближалась гроза.
Глава 9. «Поток».
Наступало мое время, время безрассудного веселья и моего первого овладевания женщиной. Я хотел успокоить ее, хотел, чтобы она прониклась ко мне взаимностью и поняла, что иначе я не могу. Она лишь хлопала слезящимися глазами, пыталась что-то сказать, но не могла; оцепенение, охватившее ее, застопорило забитый паникой рассудок. Внутри трубы потекла первая струйка грязной воды. Я повесил фонарь на торчащий из трубы кусок арматуры и начал раздеваться. Я хотел предстать перед ней в натуральном своем естестве, хотел раззадорить ее, распалить жар нашей страсти. Ее испуганные красные глаза окидывали мое стройное обнаженное тело, скользили по нему вверх и вниз, я чувствовал эту неестественную ласку, ее готовность к соитию.
Неожиданно она пронзительно закричала, и я с силой ударил ее по лицу. Вода прибывала, поток становился чувствительным, а раскаты грома гулким рыком отдавались в нашей сточной камере канализационной любви. Тянуть дальше было нельзя, холодная жижа обжигала мои ноги, и я осторожно, чтобы не поранить ступни, подошел к своей королеве. Я намеревался развязать ее - он нужна была мне целиком, я хотел взять ее стоя. Нагнувшись, я начал освобождать из плена свою госпожу, веревки опали и вмиг унеслись с бурлящим потоком грязи. Я вежливо попросил ее снять одежду, но она просто стояла и смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова. Я рванул ее платье, оно порвалось как тряпка, я увидел ее молодую маленькую грудь и белые трусики. Возбуждение нарастало вместе с потоками сбивающей с ног грязи, ветки впивались в ноги, стул оторвался и понесся с потоком мутной воды по направлении к выходу из моего подземелья. Это был мои триумф, моя чертова победа, час фортуны, который я так долго ждал. Я накинулся на девушку, она, как ни странно, сопротивлялась. Мне как никогда нужна была ее вульва, я хотел выплеснуть в нее всю свою годами накапливаемую ненависть, избавиться от своей сексуальной никчемности, встретиться, наконец, лицом к лицу с той грязной блядью с веранды и сделать с ней то, чего я когда-то не смог.
Сильнейший поток грязи и веток сбил меня с ног, я рефлекторно выпустил из рук свою синицу. Она, словно ждала этого, сквозь пелену холодной мути я видел, как она ринулась к свободе.
Мои движения были скованны бесконечно прибывающим мусором, холодной дождевой грязью, ногу начало сводить судорогой. Безнадежно я пытался выбраться из этого ледяного ада, но шансов оставалось все меньше.
Я не мог допустить поражения, не мог так легко упустить свою внезапную удачу, но водоворот стихии закружил мое бессильное тело и понес по трубе.
Я вволю хлебал небесные дары, меня бросало как куклу, я бился головой о железобетонные стены, а сил сопротивляться почти не оставалось. До выхода оставались считанные метры - я уже видел разрезы молний, но вдруг я остановился, а живот пронзила дикая, невыносимая боль. Я нашел свое последнее прибежище на торчащем из стены трубы куске арматуры, похожем на тот, на который я повесил фонарь. Тело больше не повиновалось мне, а потоки мусора все сильнее насаживали меня на смертельный штырь, разрывающий мои кишки, забирающий мою только начавшуюся жизнь. Я видел шлюху с веранды, я слышал ее зловещий нечеловеческий смех, смех триумфатора, смех, оскорбляющий мой маленький, сморщенный холодом пенис, унижающий мой последний порыв, мою жажду к жизни, мои идеи и стремления. Я был мертв, вода заливалась в рот, забивала ноздри и уши, одна тьма поглощала другую, это было своеобразным тандемом моей бессильной ненависти и неумолимых небесных течей, сметающих на своем пути все: труба изрыгала мои несбывшиеся мечты, извергала тонны холодной воды, мусора и грязи. Это перемешивалось и взрывалось, и только этот оглушающий грохот мог заглушить мой последний булькающий вопль. Вопль, бесцельно тонущий в пучине смерти и отчаяния.